Арт-проекты - Арт-Новости

Ярмарку искусств TEFAF Maastricht с полным основанием считают главным смотром европейского галерейного рынка. Рабочее мероприятие, на которое в Голландию ежегодно съезжаются лучшие галереи, позволяет сделать ряд важных наблюдений о самочувствии рынка вообще и формирующихся тенденциях. Своими впечатлениями о прошедшей в марте европейской ярмарке ARTinvestment.RU попросил поделиться Марину Молчанову, руководителя галереи «Элизиум». И как часто бывает, сколько ни говори о зарубежных делах, а российские реалии о себе забыть не дадут.

ARTinvestment.RU: Чем так хороша TEFAF? И как давно вы следите за этой ярмаркой?

Марина Молчанова: На TEFAF я езжу шестой год. Ярмарка ведет свою историю с 1975 года, неоднократно трансформировалась, но вот уже более двадцати лет проходит в одном и том же месте — в городском выставочном и конгресс-центре (MECC). Местных голландских галерей там мало. TEFAF — это главным образом международное событие, ежегодный слет всех крупнейших дилеров мира.

AI: Как можно охарактеризовать масштаб и уровень мероприятия?

М. М.: Число участников, работающих с изобразительным искусством, по ощущениям, около сотни. Плюс еще довольно большое количество ювелирных галерей (эта секция очень большая). По площадям TEFAF — это, наверное, четыре наших Антикварных салона. Раздел, посвященный старым мастерам, по размеру примерно такой, как наш второй этаж на Антикварном салоне. Есть modern art, есть украшения, прикладное искусство. В этот раз даже сделали раздел дизайнерской мебели. По статистике, ярмарку посещают около 70 тысяч человек.

Об уровне: конечно же, TEFAF является внешне самым дорогим, роскошным антикварным салоном из всех европейских ярмарок, которые я видела. Ни в Базеле, да и нигде такого нет, как в Маастрихте.

AI: В чем выражается эта роскошь?

М. М.: На TEFAF всегда изумительный общий дизайн. Продумано все до мелочей: то, как выглядит вход на салон (в этот раз он был декорирован тысячами роз, а в прошлом году росли живые деревья), как оставить просторные проходы между стендами. В центре зала стоят изысканные оранжерейные цветы, каждый год разные. Входы на каждый стенд у всех одинаковые, то есть оформлены в едином стиле. Но даже они выполнены не просто, как это можно видеть на российских салонах (три стены и проход), а с дизайнерским решением. Цвета, банкетки, ковры, которым устлан пол, — все это создает эффект роскоши. В этом смысле к TEFAF ближе всего наш Московский Салон изящных искусств (The Moscow World Fine Art Fair). «Кухня» последнего мне знакома изнутри — галерея «Элизиум» участвовала в MWFAF в Манеже. В нем используется та же концептуальная идея — снаружи у всех галерей примерно одинаково, а внутри все свое.

Интересно, что внешне комплекс, где проходит TEFAF, — это довольно непрезентабельное современное здание, выставочный комплекс, похожий скорее на ангар. Зато внутреннее убранство адаптировано для представления антиквариата. В секции старого искусства все особенно шикарно: стены и полы обиты бархатом. В таком антураже, понятно, и произведения искусства выглядят несколько по-другому.

AI: На TEFAF ведь нет русских галерей? Что мешает им участвовать в ведущей европейской ярмарке искусств?

М. М.: Русских галерей среди экспонентов действительно не было и нет. Исторически так получилось, что для того, чтобы стать экспонентом, нужно получить рекомендацию не менее четырех галеристов — участников ярмарки. Чем-то напоминает закрытый клуб, так что некоторые галереи стоят в очереди по десять лет. Так было до недавних пор — из года в год костяк участников не менялся. Но в этом году несколько галерей отказалось от участия, что дало возможность нескольким новым галереям стать экспонентами TEFAF. Русских среди них опять не оказалось, но причины этого вряд ли носят организационный характер.

AI: Может, дело тут в дороговизне? Во сколько обходится участие в зарубежных смотрах?

М. М.: Вывоз за рубеж — это всегда дорого: транспорт, обязательная страховка «от гвоздя до гвоздя». А вот аренда площадей в Маастрихте, как ни странно, ниже, чем в московском Манеже на Салоне изящных искусств. Если в Манеже аренда стенда стоила около 600 евро за квадратный метр, то на TEFAF, как мне рассказывали, 300–400 евро за метр. Стоимость вполне приемлемая, но не в этом дело. Вопрос — с чем туда ехать русским галереям? Ведь цели участников прагматичны: туда едут продавать, а не людей посмотреть и себя показать. Если же говорить о том, что из русского искусства востребовано на Западе, то едва ли не единственное, что им нужно, — это авангард. Попова, Удальцова, Экстер, Розанова, Лисицкий — вот их работы на Западе купят с удовольствием. Но, сами понимаете, где же их взять? Вообще, исторически на TEFAF приезжают люди, которые собирают старых мастеров и модернистов. Если нужно продать что-то другое, то есть более подходящие по профилю ярмарки. Например, если покупаете современное искусство, то езжайте в Базель.

AI: Охарактеризуйте ценовой фон на «русское зарубежье». Сколько просили в этом году за известные русские имена?

М. М.: Предметов русского искусства было не много. Из знаменитых художников русского зарубежья был Поляков, Ланской, де Сталь, Шагал, Сутин, много Явленского. Цены были очень высокие. Можно догадаться почему. Например, Поляков был очень хорош, пусть за него хотели и совершенно безумные деньги (около 700–800 тысяч евро). Владелец объяснял, что это шедевр, вещь редкая. Средний Поляков большого размера стоил примерно 450 тысяч евро. По остальным художникам, тоже по ощущениям, цены были повыше, чем на аукционах. Ланской — 160 тысяч евро. «Мифические головы» Явленского — 1,2 миллиона евро. Лист Шагала — около миллиона. Так что цены солидные.

AI: Если цены в Маастрихте выше аукционных цен в Лондоне, то какой смысл туда ездить?

M. M.: Покупать там можно, и мы покупали. Во-первых, высокие — это цены предложения, а конечные могут быть ниже. Во-вторых, в последние годы в маленьких галереях можно найти подходящие работы и дешевле. Того же Явленского. Нужно искать, торговаться. Да и просто посмотреть интересно. TEFAF — это ведь срез антикварного рынка. Более репрезентативного торгового события, чем в Маастрихте, не бывает. Туда приезжает довольно много клиентов — приезжают целенаправленно искать и покупать. Покупать на аукционах не все готовы, а тут есть возможность походить и с комфортом поторговаться в лучших галереях мира. Потом, на TEFAF можно встретить вещи, которые просто не выходят на аукционы. Мы там видели и Рубенса, и Ван Гога. Такие шедевры на аукционах можно встретить не каждый год. А в Маастрихте они бывают.

AI: Можно ли сказать, что в 2009 году цены на TEFAF скорректировались вниз?

M. M.: По нашим наблюдениям, цены не выросли, но и не упали. По старым мастерам цены не изменились (мы кое-что спрашивали), по русскому зарубежью тоже в целом ничего не поменялось. Вообще, старые мастера чувствуют себя прекрасно. Пожалуй, наибольшее количество продаж было как раз там (именно количество продаж сейчас является индикатором здоровья). Но и других сегментах все неплохо. На наших глазах продали дорогого Мориса Вламинка. Французские импрессионисты тоже не испытывают беспокойства. Интересно, что на этом салоне было мало хороших экспрессионистов (средние работы были, но не они делают погоду). Не было, как в прежние времена, ни хорошего Марка, ни Кирхнера. Скорее всего, выдающиеся работы придерживают. Кстати, в этом году, по общему мнению, на TEFAF было очень мало шедевров. Раньше, бывало, приезжаешь, — и перед тобой музейная по классу экспозиция по самым разным направлениям. Шедевры Модильяни, Сутина — пожалуйста. А в этот раз нет. Продавцы не привезли. Дешево продавать шедевры никому не хочется, а дорого сейчас покупать не хотят. Везут ведь не покрасоваться, а продать.

AI: А как чувствует себя современное искусство на TEFAF?

М. М.: Шесть лет назад на ярмарке в Маастрихте не было современного искусства вообще. Теперь тоже немного, но встречается. Прошедшая TEFAF запомнилась одним курьезом. Владелец ювелирной галереи Графф продал бриллиант 30 карат за 5 миллионов долларов и тут же купил себе Баскию за 4,5 миллиона долларов. А потом рассказывал всем через прессу, как это получилось дешево и как удачно дополнит его собрание Баскии, в котором уже есть несколько работ американского граффити-экспрессиониста за 8 миллионов долларов. Я вижу в этом преимущественно продуманную акцию по раскрутке современных художников. Те, кто купили что-то за 8 миллионов, не хотят продавать это за 800 тысяч. И дилеры, которые следят за этим рынком, будут выкупать на аукционах по нужной цене, чтобы контролировать ситуацию. А что будет через двадцать лет — большой вопрос.

AI: Чувствуется, что ярмарка оставляет много положительных эмоций. Завершая тему TEFAF, спрошу, есть ли у ярмарки хоть какой-то заметный недостаток?

М. М.: Пожалуй, единственный недостаток — это скверная организация питания. Внутри очереди, а на улице тоже ресторанов не много, все-таки выставочный и конференц-центр находится на окраине города.

AI: Мысленно вернемся в Россию. На какие недооцененные сегменты стоит обратить особое внимание? Лет пять назад «выстрелили» шестидесятники, а сегодня какой совет можно дать коллекционерам и инвестиционным покупателям?

М. М.: Сейчас активно покупают Общество станковистов (ОСТ), преимущественно масло. Огромный интерес к работам таких авторов, как Пименов, Дейнека, Лучишкин того времени. Да, работ мало, они редки, но спрос по этому направлению очень высок. Если найдете ОСТ, — покупайте, будет дороже. Хотя нужно признать, что это направление, к сожалению, не такое массовое с точки зрения предложения, как некогда были шестидесятники.

AI: Все же, если попытаться выделить направление массовое, доступное широкому кругу покупателей, то что это может быть?

М. М.: Перспективного инвестиционно привлекательного направления, сопоставимого по насыщенности предложения с шестидесятниками, я сегодня не вижу. Соцреализм, массовое советское искусство, хоть и не лежит в сфере интересов нашей галереи, но там заметна активность, движение, продажи растут — этого нельзя отрицать. Покупателям нравится такой мягкий соцреализм, без социального вызова. Это дешево, доступно массовому потребителю, мало проблем с подлинностью. Покупают работы понятные, те, где есть символы времени, воспоминание о молодости, то что прошло, чего больше не будет. На первые имена в соцреализме — Аркадий Пластов, Сергей и Александр Герасимовы и другие — цены уже достигли высоких значений.

AI: В «Элизиуме» недавно с большим успехом прошла выставка Общества станковистов. Были ли в процессе ее подготовки какие-то неожиданные открытия или интересные моменты, которые вас поразили или особо запомнились?

М. М.: Собирая выставку ОСТа, мы столкнулись с тем, что произведений этих художников очень мало в частных собраниях. Работы разошлись по музеям, часто были никому не нужны, вплоть до того, что уничтожались. У нас была редкая работа Пименова 1926 года и выяснилась неожиданная вещь: он сам ходил по коллекционерам, выкупал свои ранние работы и уничтожал, потому что стеснялся.

Из открытий я бы назвала творчество Мечислава Доброковского — художника, который и придумал болт, графический символ ОСТа. Раньше были виньетки, алфавиты, а каталог ОСТа украшен болтом. Люди были идейные, певцы индустриального будущего. Для них такие бездушные инструменты, как болт, скальпель, лампа, — это поэзия. Жизнь Доброковского рано прервалась. Он был расстрелян.

Еще из открытий выставки: мы показали три автопортрета Тышлера. Многие были уверены, что в его творчестве вообще нет автопортретов, а мы нашли и опубликовали все три.

Но, пожалуй, главное открытие выставки — это смена привычного взгляда на ОСТ. Многие при упоминании общества станковистов представляли себе Дейнеку, Пименова, летящих спортсменок. А тем и значительных художников было гораздо больше. Лабас, Тышлер, Зусман, Лебедева — они исчезли. Они ведь были поэтами городских пейзажей, своих наблюдений. Они не просто не реализовались в соцреализме, а в принципе не могли себе представить творчество в условиях навязывания темы. Понятно, что их перестали выставлять, они закрылись в своих мастерских и работали, как могли. Многие из этих людей, важные для своего времени, были надолго вычеркнуты из официальной истории искусства. Вообще, когда мы приступали к составлению каталога, то ожидали, что будет сплошная тема индустриализации. Но в итоге ее-то и не получилось.

Проект довольно дорогой. Это же музейные работы. Мы оплачиваем не только страховку, право пользования, но и право публикации фотографии каждой работы в каталоге. Это дорогое удовольствие (для обычных покупателей право публикации приобретается примерно за 100 долларов за каждую работу). Получившийся в итоге каталог — это вещь эксклюзивная: восемьдесят процентов работ в нем опубликованы впервые. Многие работы пришли на выставку из запасников, и возможности посмотреть их вживую у зрителей тоже не было.

AI: Какой ваш прогноз на предстоящие апрельские «русские торги»? Как вы оцениваете качество предложения ведущих аукционных домов и заявленные эстимейты?

М. М.: Я думаю, продадут нормально, но не лучше, чем в прошлый раз. Подборка Christie’s в этот раз мне показалась сильнее, чем у Sotheby’s. На предстоящем Sotheby’s высокие эстимейты, но мало выдающихся работ. На Christie’s предложение чуть лучше: там много хороших работ Николая и Святослава Рерихов, будет хороший Бурлюк. Все заметные вещи, на мой взгляд, будут проданы. А мой общий прогноз такой: сейчас будут покупать лучшие вещи за довольно большие деньги, но все же за меньшие, чем раньше.