Арт-проекты - Арт-Персоны

Монологи молчания

В октябре фонд Екатерина примет русскую версию Портретов Voom Роберта Уилсона – это будет первый показ работ после США. В Нью-Йорке выставку Уилсона представил крупный аукционный дом Phillips de Pury. Сейчас выставка проходит в Лос-Анджелесе. После России она поедет по разным странам Европы и Азии.

Портреты Voom – технологически сложный проект, для которого специально разрабатывались плазменные экраны. Художник, посетивший Москву 29 июня, создал структуру своей выставки. В том, как показываются работы, есть определенная мистика.

Коммерческой частью проекта занимается Триумф , эта галерея будет представлять проект для покупателей искусства. Намечено несколько сессий для заказчиков, портреты которых будет делать Уилсон. Закрытая выставка в Триумфе предшествует экспозиции в Екатерине . В фонде будут представлены 25 работ.

Кроме того, Уилсон готовит как режиссер Аиду для Большого театра, открытие которого переносится уже в третий раз.

GiF.Ru публикует рассказ Уилсона о его работах и творчестве, записанный во время визита художника в Москву.

НАЧАЛО

В середине 70-х у меня возникла идея создания видеопортретов. Я снял около сотни 13-секундных эпизодов. Сделал портрет Елены Рубинштейн, главы парфюмерной фирмы, Луи Арагона, священника, который был барменом. Они предназначались для TV.

Тогда я задумался над сменой формата. С главой Sony господином Мюрито мы обсуждали возможность больших портретов. Я сделал тогда его портрет. Взял видеомонитор, он был во-о-от такого размера, перевернул его набок, заклеил черным скотчем с двух сторон, чтобы сделать его поуже, заставил Мюрито стоять полчаса на ступеньке, попросил его не двигаться, ни о чем не думать. Много лет потом этот перевернутый телевизор висел у него на стене в студии, опоясанный черным скотчем и перевернутый набок. 30 лет прошло и мы снова переворачиваем представления, переворачиваем мониторы, меняем формат.

Я подумал, что такого рода работы должны быть везде – там, где люди стоят в очередях, ждут автобуса, в банках, аэропортах, на циферблатах наручных часов. Однажды я отправился в Люфтганзу и Японские авиалинии , чтобы спросить, не хотят ли они поместить эти портреты в изголовьях кресел. Тогда эти экраны еще не были индивидуальны, они были довольно большого размера и стояли в салонах самолетов. Моей идеей было – и они это использовали – чтобы у каждого пассажира был свой экран. Это были бы такие нераздражающие экраны, где изображение меняется не быстро, течет плавная музыка. Можно послушать Бетховена или Битлов. Это все равно, что выглянуть из иллюминатора самолета, посмотреть, восхититься, а потом через 10 минут выглянуть вновь и обнаружить, что картинка не сильно изменилась... то, что могло бы спасти тебя от скуки и в тоже время не раздражать.

О ТЕАТРЕ

Я учился рисованию и архитектуре. И попал в театр случайно. Как-то раз я сделал постановку, которая длилась семь часов в полной тишине. Почему-то меня позвали показать эту постановку во Франции. К моему вящему удивлению это был огромный успех. Ко мне начали приставать с предложениями работать в театре. Сначала я отказывался, поскольку вообще ничего не знал про театр, не был уверен, нравится ли мне это дело. Вообще не чувствовал, что я к нему готов, не был образован должным образом. Потом я как-то остался в театре, обосновался там, и одна из возможных причин заключается в том, что в театре ты видишь сочетание всех возможных искусств – рисование, свет, скульптура, архитектура, танец – там все вместе сосуществует. Французы прозвали мою семичасовую постановку оперой молчания . Я подумал – да, хорошие слова, чтобы описать то, что я делаю. Потому что если вернуться к тому, что обозначает слово опера на латыни, то это всего лишь творение, опус, работа.

Ответственность режиссера – все равно, что у архитектора. Архитектор придумывает здание: парень с камерой живет в этой квартире, рыжая девушка живет в этой, вы – здесь, я тут в соседней. У нас у всех свои квартиры, свои образы жизни, собственные эстетические представления. Но у нас есть что-то общее из-за общей структуры. И хороший режиссер, который создает пространство спектакля, создает также и эту мегаструктуру. Как заполняется эта структура исполнителями, участниками – это их дело. За десятилетия работы в театре я ни разу никогда не сказал ни одному актеру о чем ему думать. Режиссер дает формальную основу. Сама по себе форма скучна, все зависит от того, как ты ее наполнишь. Мы видим сотни балерин, танцующих Жизель, все двигаются одинаково и ступают так же, как в 19 веке, но вот одна вдруг выворачивает ножку иначе, и это делает ее особенной, – то, что она вкладывает со своей стороны в эту форму. Сотни и сотни людей играют Моцарта. Они все играют одни и те же ноты. Режиссер создает форму и структуру, актер заполняет ее.

ВИДЕО VOOM

Сколько-то лет спустя ко мне обратилась компания Voom. Она предлагает особый вид телевидения, который доступен избранным подписчикам. Это странный канал, смысл которого в России объяснить сложно. Voom транслирует искусство круглые сутки, показывает произведения великих художников, в основном, видеоарт. Помня о том, что я делал в прошлом, канал предложил мне развить историю с медленными портретами. После этого свет увидели около 50 портретов и это прямое продолжение того, что я делаю в театре.

Пространство и время видео устроены иначе, чем в театре. В традиционном театре все пространство, которое в вашем распоряжении – 8 на 10 метров. Кто-то может пройти, кто-то постоять или посидеть на ней. И это конечно оказывает какое-то воздействие. Но если вы возьмете то же намерение и те же усилия актеров и поместите их в формат монитора, воздействие будет совсем иным. Пространство видео нацелено прежде всего на крупный план, на то, что может охватить глаз в ближайшей перспективе. И зрительское восприятие в театре совсем иное, чем восприятие видео. И время устроено иначе, совсем по-другому. В обычном театре ты пришел, купил билет, посидел 2-3 часа и до свидания. Я подумал, что время, текущее внутри моих видеопортретов, могло бы больше относиться к природному, исходному времени.

Это как если выглянуть из этого окна и посмотреть, что там видно сейчас, а потом выглянуть вечером из этого же окна – и может быть, все изменится, а может быть и не очень. Но это не займет мое внимание на протяжении моей жизни. Я могу выглядывать из окна через день, могу по утрам, могу в течение всего дня, – как мне захочется.



Портреты, над которыми я работал последние два-три года, были вертикальными и горизонтальными. Но мне больше нравятся вертикальные – это как раз те, что я покажу здесь в сентябре. Я занимался разработкой вертикального формата, и Voom оплачивал все расходы. Теперь канал собирается сделать горизонтальный формат, чтобы их можно было показывать по телевизору или в кинотеатрах. И очень скоро Voom будет транслировать по своему каналу эти работы. Некоторые из них можно показывать часами.

Можно вешать портреты в общественных местах, можно дома, можно в галереях, в музее. Они как огонь в камине.

ЖИВОТНЫЕ

С самого начала, когда я только начал заниматься театром, мне были интересны движение и неподвижность. И еще мне всегда было интересно поведение животных.

Один из портретов, который я сделал в Калифорнии, был портрет черной пантеры. Мне хотелось, чтобы пантера глядела в камеру, но при этом чтобы тело ее спокойно и величественно возлежало. Я спросил у владелицы пантеры: согласится ли ее подопечная так себя повести? Она сказала: да, почему нет. Только ей надо привыкнуть к окружающей обстановке, комнате, обстоятельствам, а в принципе – да, возможно.

У пантеры был поводок и ошейник в виде цепи. Обычно мы снимаем портреты командой примерно из 30 человек. Я спросил у хозяйки, согласится ли она снять цепь с шеи пантеры. Она сказала: хорошо. Половина нашей команды тут же слиняла из комнаты, испугалась.

Хозяйка зверя сказала: смотри, если пантера вздумает слезть со стола, на котором она лежит и двинуться в твою сторону – ты не шевелись. Пантера осталась на месте, а хозяйка отошла и встала за оператором. Сорок минут пантера не двигалась и смотрела прямо в камеру. Когда я снимаю портрет, никто не разговаривает, все молчат. И если мне нужно поправить свет или кадр, я двигаюсь еле заметно. В этом случае я вообще не двигался. И никто в комнате не двигался. В некотором смысле мы все стали этой пантерой. Все стали единым целым. Все дышали в унисон. Я уверен, что если б кто-то двинулся, пантера тоже двинулась бы. Вот что стало разгадкой к этому портрету – напряжение, концентрация... пусть кто-то увидит в этом натюрморт или пейзаж, который является частью настоящей жизни.

АКТЕРЫ

Некоторая часть портретов, которые я сделал – люди знаменитые. Это Шон Пенн, Джонни Депп, Брэд Пит. Эти трое, знаете, наверное, – главные мужские звезды Голливуда.

Когда я снимал Брэда Пита, я хотел, чтобы он стоял голый на улице, в одних трусах, чтобы он начал реветь. А потом пошел дождь. А потом я сказал: Брэд, а ну-ка разденься! Разденешься? Он говорит: ну а почему нет? Но только можно я носки оставлю, а то у меня такие ступни некрасивые...

Размышляя, как же снять Джонни Деппа думаешь, что будет для него самым правильным окружением, а что будет неправильным. Это все исходит от личности портретируемых. Не примеришь то, что хочешь снять с Брэдом Питом на Джонни Деппа, на Шона Пена... все очень по разному, потому что они такие разные. Важно смотреть в корень, знать, кто они такие – по сути.

Мы хотим видеть Элизабет Тейлор в виде Клеопатры, потому что мы хотим видеть Элизабет Тейлор.

Некоторые портреты – это персонажи тех или иных произведений, например, Жанна Моро это королева Мария Стюарт. Мы видим, что она могла бы быть просто Жанной Моро, но она при этом одета как Мария Стюарт и нас это немного сбивает с толку. Она, наверное, думает как Мария Стюарт? Это все исходит от внутреннего чувства – что ты чувствуешь в этот момент, то и выходит наружу. Прямой путь – я трогаю стакан, он прохладный, я трогаю лоб, голову... не надо игры.

Я предложил Жанне Моро подумать над предложенными обстоятельствами – Мария Стюарт перед казнью. Она думала об этом, когда снимался портрет. Вот что стало ее выражением внутри сюжета, ее отражением сути этого персонажа.

Изабель Юпер играла Грету Гарбо. Но она не должна была играть Грету Гарбо, она должна была оставаться собой. Собой, отражающей Грету Гарбо и таким образом ею становящейся.

Это как минимум три часа сложного грима, потом проверяешь этот грим на свету, на камере... еще три часа устанавливается свет и только потом начинается съемка.

Изабель сидела три часа, не двигаясь. Когда мы смотрим на эту работу – она бесконечна, нет ни начала, ни середины, ни конца. Она закольцована. Есть лишь ма-аленькие движения.

ЛЮДИ С УЛИЦЫ

После знаменитостей я занялся животными, людьми с улицы.

Один из моих любимых портретов – Шарон Стоун. Я снял его внутри машины. Мы были в Лос-Анджелесе и бились на тем, чтобы найти подходящую машину. И механик, который показывал мне разные машины... у него было такое выдающееся лицо. Я спросил: как тебя зовут? Он сказал: Норм. Я говорю ему: Норм, пойдем со мной. Ты будешь поинтереснее Шарон Стоун. И он пошел. Мы сделали его портрет. Немножко грима. 3-4 часа сидел человек... Он сидел, прошло три часа, и он не сказал ни слова. Он был какой-то удивительный. И он был, пожалуй, даже поинтереснее пантеры. По истечении трех часов я сказал – ну все. Я ему показал монитор с ним самим и спросил – ну и что ты думаешь об этом? Он сказал: это самое большое внимание, которое я к себе испытывал за всю жизнь. Я спросил, ну а что ты думаешь о ситуации в целом? Он говорит: я думаю это кто-то, кто одинок, обижен, потому что никого вокруг нет...

Все интересны, если они остаются самими собой.

ПОРТРЕТЫ ВЛАСТИ

А теперь у меня замысел снимать глав государств и монарших особ.

Я снял иранскую королеву Фара Дибу (Farah Diba), исконную королеву Ирана, которая везде ходит с пятнадцатью человек охраны, потому что Иранское государство должно ее убить. Она сидела на стеклянном столе. Она поднимала руку, чтобы подпереть голову и опускала ее вновь и это занимало много времени. Она спросила: о чем мне думать? – Ни о чем не думай. Она говорит: ну я не могу ни о чем не думать. – Ну, тогда думай о чем хочешь. Когда мы закончили снимать, я показал ей, она заплакала и сказала: вся моя жизнь в этом портрете.

То, что мы показываем, спрятано глубоко внутри. Но при этом очень впечатляюще. Тайна всегда на поверхности.

Мы начинаем работать над новой серией. Мне заказали сейчас сделать портрет действующего президента США.

Кого из ваших знаменитостей надо снять? Путина. Он харизматичный. Может Гергиева надо снять. В общем, если вы можете объяснить Владимиру Путину, почему надо сделать его портрет, поскорее найдите эти аргументы. Он для меня выглядит как Джеймс Бонд. Я бы его снял именно Джеймсом Бондом.