Арт-проекты - Арт-Персоны

...в общем, надо написать, что Костя, Константин уже, не такой уж и плохой. Ну, кое-что сделал в этом жанре, и вот собирается сделать то-то и то-то, но неизвестно, получится ли у него это или нет. И все. Статью можно даже отменить – сказать, что я заболел. А потом просто встретиться и поговорить. Что заболел мозгом .

Хорошо, Костя.

Дорогой читатель! Глубоко музеифицированному классику современного искусства уже полтинник, поэтому далее следует везде читать Константин Викторович Звездочетов вместо Костя.

Он очень хороший. Двенадцать лет назад он написал: Прошу принять во внимание, что я гораздо лучше, чем мои произведения, и несу за них лишь частичную ответственность. Поэтому, умоляю! Поймите и простите меня! В дальнейшем обещаю честным и добросовестным трудом (в деле укрепления отечественной культуры) полностью искупить свою вину . С тех пор он свою вину полностью искупил.

Про заболел мозгом вы уже знаете. Про то-то и то-то – это две большие персональные выставки, которыми он завершает год своего юбилея. Можно догадаться, чего стоило их собрать, учитывая, что весь Звездочетов разошелся по коллекционерам и музеям. Про одну выставку он говорит, что не имеет к ней никакого отношения, про другую – что когда-нибудь сделает. Художник, конечно, должен быть безответственным. Это не все понимают, только самые гениальные. Костя понимает. Он удалился из Москвы в Тарусу, и в этом есть бездна достоинства.

- Чем, Костя, заполнены ваши дни в Тарусе?
- Кошу траву, кормлю кошек, играю в долгие игры до посинения. Когда закрывался Детский мир я скупил всех солдатиков, сколько смог, и даже то, о чем не смел мечтать в школе – я купил домики от железной дороги. Полчаса назад косил траву – мои 15 соток заросли бурьяном. Потом, маме надо лекарства подавать. До этого у меня моя малыш была – с ней все время возился, ничего не мог себе позволить. Мы с ней душа в душу жили, с человеком шести лет, бесились всячески. Я здесь поглощаю счастье. Хорошее занятие.

Веселый классик , по выражению Елены Селиной, органически несерьезен, и его безмятежность принято считать иронической критикой. Подлинно критический мотив Костя лелеял в молодости, когда обстебывал эстетику шестидесятников, диссидентов, любителей русской идеи и Блаватской. Все это, конечно, надо было травить мухоморами. Авдей Тер-Оганьян писал, что Мухоморы довели язык и образы советской поп-культуры до галюциогенно-радужного оптимизма, что они не только издевались над всем этим, но и упивались. Это даже шокировало серьезных авангардистов предыдущих поколений, настроенных к советской власти и окружающей действительности совершенно непримиримо и согласных видеть в ней только одно злобное убожество .

Костя соединил русский лубок, советскую сатиру и эмблематику высокого искусства в новый пластический язык и новый народный стиль, манифестационность которого непереводима, – тем удивительнее феерический успех его работ на Западе. Природу этого успеха лучше всего концептуализировал сам художник лозунгом в музее Луиджи Печи в Прато – Знающих русский язык просьба не переводить . По-моему, это объясняет и тайну русской души.

В жж у Дм. Врубеля я прочитал, что в 79-м Звездочетов говорил, что надо заниматься концептуализмом – это к вопросу об эстетической идентичности Мухоморов . Она хоть и ясна, но содеянное художником так и не вписано в исторические лекала, никому не хочется работать Прокрустом. Для концептуализма Костя недостаточно скучен, вот и остается уникальным и обаятельно-неприкаянным.

- Меня занимает логика движения художника через эпохи. Когда вы начинали, было время групп?
- Да. Более того, до 89 года я вообще был противником индивидуального творчества. Как левый радикал я был сторонником коллективизма и анонимности. В лихие 90-е я, наоборот, говорил, чтоб на выставки больше трех не скапливаться, иначе будет не высказывание художника, а кураторский проект. В то время я был против коммерции и галерей как магазина. Две эпохи я переживал под знаком коллективного: при Брежневе, потом постперестроечную. Остальное время уже загранка.

- С Документы 92 года?
- Раньше. Третий этап с 89-90 до 94, когда закончилась Сборная СССР , за которую я выступал. И следующий этап с 2000 года – можно я буду говорить биеннале среднего рода? – когда произошло биеннале. Иосиф очень хороший человек, просто установилась диктатура Иосифа Бакштейна, сейчас мы переживаем такой период.

- А смерть художника – когда?
- Она совпала с бакштейнианством. Лет пять назад, когда понятно, что уж тут трепыхаться. И от этого сразу крылья и большое счастье. Смерть дает крылья.

- Отчего тогда выставок долго не было? Вы же много работали.
- Для меня выставка как жанр себя исчерпала. Она была единицей производства, но как-то все девальвировалось и превратилось в формальную ерунду, в рутину, 30 лет повторяется. Нет, делать что-то хочется, и я делаю – рефлекс есть. Но мне все очень не нравится. Я сижу в Тарусе, отдалился от всего, но до меня кое-что доносится. И мне отсюда все видится не очень приятным.

Он создает искусство вполне эпическое, и через его картинки начинаешь понимать, сколь эпичен был советский Крокодил , в карикатурах которого газетные глупости обобщались до исторического симптома. Костя наследует эту крокодильскую поэтику, освобождаясь от сиюминутности, а иногда и от самой истории. Остается чистая игра, свободная мистерия исторического оптимизма.

Константин Звездочетов – дитя актеров и лицедействует органично, а в юности и вовсе был неуёмен. Когда его неуёмное лицедейство проливается в текст, то выходит, что искусство – ложь, а задача художника – лгать как можно виртуознее . В своем выводе художник, по крайней мере, последователен, и тут есть несомненная честность. Или виртуозная ложь. Чтобы окончательно смутить эстетов, из сундука с надписью Художник. Романтический образ Костя извлекает пыльное жестяное зерцало, плюет в него, трет рукавом и говорит: к искусству нельзя относиться серьезно. Он имеет в виду не только себя. Ходили анекдоты о том, как в 90-х коллекционеры добивались работ Звездочетова, и как бывал горд художник, находя их за шкафом и расправляя на коленке.

Когда его бескрайнее лицедейство находило конгениальный бюджет, то выходило нечто грандиозно симулятивное, избыточно разноцветное и многослойно ироничное, вроде его мозаики Артисты – метростроевцам (1992) для Documenta в Касселе, куда его зазвали вместе с Ильей Кабаковым. Мозаика изображала Никулина, Вицина и Моргунова на золотом фоне, и пользовалась бешенным успехом. С рынком Костя тоже играл – собрался было Музей Людвига купить мозаику, услышал миллион и догадался – паясничает.

О деконструкции советского Костя не помышлял, и даже в глумлении у него главенствуют доброта и любовь. В его произведения не засунешь французских умников – вылетят сконфуженными. Там же все просто – весело и талантливо. Сюжеты хрестоматийные, стилистика крокодильская, бездна обаяния и беззаботная радость. Ну и зачем тут хотя бы Бодрийар? Но и через благонравное издевательство случалась убийственная для предмета Костиного интереса подмена. В живописи его лицедейство сдерживалось вкусом, но не имело меры. От той же безмерности и его страсть к живописным объектам, где другой ограничился бы холстом.

При всей эпичности Костя умудряется делать вещи удивительно беспафосными – еще одна из загадок его искусства. В сочетании с безответственностью, наивностью и умом выходит персонаж, место которого в современной толпе сам Звездочетов сравнил с юродивыми на Руси.

Миф о художнике долго был его главным произведением. Вообще литературное измерение дополняло его работы, даже когда не произносилось. Образ художника Звездочетова и сейчас монументален и величественен, но, кажется, только для того, чтобы иметь возможность самому смеяться над ним.

- Можно быть левым радикалом в 50 лет?
- Я думаю, это позор. Но их много, и знаете почему? Истоки в романтизме и сентиментализме, но в 20-м веке это приняло патологический масштаб – многие таким образом молодятся. Я не радикал, но если брать радикальную теорию, то я абсолютно ей следую: не доверяйте никому старше 30-ти. А мне уже 20 лет после 30-и, какой я радикал?

- Молодежь не радует?
- Совершенно не радует, идет по проторенной дорожке. Сначала эпатаж, потом продажность, потом карьера. Эпатаж, понятно, тоже для карьеры делается. Ну, положено молодежи эпатировать.

- Вы когда начинали, тоже эпатировали – диссидентов, например.
- Обычная молодежная тупость. Но тогда было иначе – поход в искусство был походом в альтернативную жизнь. Сегодня они сразу влипают в систему. Они не параллельны системе, а влипают в нее. И действуют в жанре эпатажа как в привычном молодежном жанре. Понятно, что если молодежь начнет говорить какие-то банальности, то это западло. Когда я начинал в 18 лет, вокруг тоже... ну вы помните, был радикал Свинья – ел говно, пил мочу, специально разрушал себя, бухал из идеологических соображений и сгубил себя водкой – но неважно, все время был эпатаж. Я ушел в армию, прихожу – перестройка, опять повылезали, стали эпатировать. Вторая редакция, Чемпионы мира и т.д. В 89-м появились провинциалы типа Авдея, и тоже – ну ща москвичам покажем. Уезжаю заграницу, приезжаю в середине 90-х – Осмоловский-Бренер-Кулик. Теперь группа Война . Все делают примерно одно и то же. Я понимаю, что существуют законы природы, но это же не цветение вишни весной, мне скучно это наблюдать. Есть еще холодное европейское искусство, минималистическое, концептуальное, есть убогий видеоарт. По сравнению с титанами Возрождения, я не знаю, мне хочется курить в углу.

- Есть чувство, что появится нечто ошеломляюще новое?
- Когда появится, оно уже не будет топтаться на Винзаводе. Мне кажется, что оно зародится в интеллигентной среде. Это должны быть отважные люди, которые создадут свое альтернативное поле вне институций. Или какие-то моцартианские гении, которым все равно где соловьем свистеть. Вся история искусств говорит о том, что они рано или поздно появляются.

- Как это новое искусство могло бы выглядеть?
- Мне бы хотелось, чтобы оно было более интеллектуальным, но не так витиевато, как Медгерменевтика и предыдущее поколение. Более классичным, но не как неоакадемизм Новикова, а что-то более ясное, позитивное. Отчасти радикальным – но это должна быть игра ума, а сейчас в основном происходит игра мышц.

- Ну и где та молодая шпана, что сотрет вас с лица земли?
- Я не такой большой исследователь, но то, что мне пока попадается, не сотрет нас с лица земли. Я иногда спрашиваю: ребята, а вы не видели ту молодую шпану, что сотрет нас с лица земли? А они говорят: нет, не видим. Не видит никто. Вот вы – видите?

- Она растет, но я не вижу ее как шпану. Шпана нежизнеспособна.
- Она будет сильно отличаться от той ценностной шкалы, которая существует сейчас. Мы будем все это ненавидеть, говорить – что это такое, ни на что непохоже – и это нормально, это должно быть неперевариваемо предыдущими деятелями, и на другом поле.

- Раньше вы брали у народа язык и выражались на этом языке с некоторым к нему презрением. Какие темы важны сейчас?
- Я продолжаю играть этими знаками. Я понял, что искусство – это магия, и оно воплощается в жизни, поэтому я решил делать только хорошее. Сейчас готовлю несколько описаний рая. У каждого общества и исторической группы было свое понятие рая. Рабочее название Нормальная развитая цивилизация . Посвящается тому, что для моего времени было раем – загранице. А на самом деле – это мир упаковки. Почти поп-арт, но это не будет поп-арт. Это будет симуляция того мира. Я собираю артефакты, как человек воспринимал заграницу, элементы сладкой жизни, секс-наркотики. Есть еще рай – дореволюционное прошлое. Москва-колокола, реклама, купец и компания. Поскольку я художник, а не философ или психолог – я буду делать такую декорацию.