Арт-проекты - Арт-Новости

Зрителей мы тоже используем, мы же их используем... – эти слова Нели Коржовой, директора Центра современного искусства в Самаре, куратора VI ширяевскойбиеннале сказаны по отношению к зрителям, которые 15 августа приехали на нескольких кораблях, чтобы посмотреть номадическое шоу . Так официально называлась основная программа биеннале, в рамках которой зрители ходили 8 часов по селу Ширяево и смотрели творения художников-участников из Германии, Франции, Эстонии, Казахстана и России (Москвы и Самары). Свои творения они по традиции делали за две предшествующие шоу недели проживания в селе и причем только из подручного материала.

Приведенная выше фраза была произнесена Коржовой на следующий день после шоу , в ходе круглого стола, посвященного contemporary art и самому ширяевскому событию – в ответ на прозвучавшие из уст художников и зрителей замечания в адрес кураторов. Речь в замечаниях шла о том, что организация шоу была не на должном уровне, что зрители не имели возможности серьезно вникнуть в суть демонстрируемых произведений, выслушать комментарии их авторов. Действительно в Ширяево в тот день приехала огромная толпа людей, которые искренне хотели приобщиться к необычной еще для нашего культурного поля эстетике contemporary art, и с этой толпой организаторы очень плохо управлялись – не было полноценной карты показов, громкоговорителей, помощников, которые бы отвечали за формирование групп, ответственно следили за передвижениями людей и т.д. Даже сами художники, как выяснилось, не смогли посмотреть работы друг друга. Надо отметить, что происходящий из года в год рост числа желающих посмотреть инсталляции и перформансы – несомненное свидетельство успеха биеннале, десятилетнего ширяевского движения и личная заслуга Нели и Романа Коржовых как инициаторов и главных кураторов этого движения с самарской стороны (есть еще сокураторы из Германии, это художник Ханнс-Михаель Руппрехтер, и Москвы, это арт-критик Александр Панов). Однако, как призналась художница из Франции Эмили Пичеда: Мы оказались жертвами успеха .

Итак, вскрылась проблема. С одной стороны, Неля и Роман Коржовы и как художники, и как кураторы последние годы делают очень много для того, чтобы на мировой карте contemporary art появилась Самара, а ширяевскую биеннале сравнивали с венецианской. Они действительно периодически организуют в городе разнообразные художественные и социально-художественные акции, привнося в наше культурное пространство много нового и интересного, и взращивая плеяду молодых-художников, работающих в разнообразных жанрах contemporary art. Это большая и заслуживающая всяческого одобрения работа. С другой стороны, они, как и многие современные кураторы, заранее уверены в том, что художники, которых они приглашают, сделают в предоставленное им время настоящее искусство , что это заранее нечто стоящее, не подлежащее никакой внешней критике. Что если художник – хороший , то, стало быть, все, что он делает, хорошо . Хотя, как известно, даже великие художники совершают промахи и имеют неудачные работы. Это, вообще говоря, изобретение нашего времени: не художник хорош, потому что он создает хорошие произведения, а он создает хорошие произведения , потому что он вообще-то хороший художник . Главным критерием арт-объекта становится репутация его автора, известность, признанность в определенных сообществах.

Позиция самарского куратора об априорной художественной непогрешимости своего детища поразительна и весьма симптоматична для современного художественного процесса. Во многом она оказывается возможна, потому что нередко проекты современных кураторов рассчитаны только на самоистолкование. Они существуют только в пределах самоинтерпретаций, только в эстетических контекстах, которые сами же и создают. При всех разглагольствованиях о демократизме современного искусства, такие проекты наглухо закрыты от постороннего , от непосвященного , от любого, кто смотрит на вещи иначе, чем они. Самое поразительное, что это противоречит потребности большинства актуальных художников в диалоге со зрителем, диалоге, всегда предполагающем разный опыт, разную систему категорий.

Пренебрежительные слова Нели Коржовой в адрес зрителей (когда они уже в основном уехали обратно в Самару), приравненных к функции, к материалу, используемому кураторами и художниками, вызваны глубокими противоречиями, заключенными в самой сущности ширяевского движения, его неопределенной самоидентификации. Или это экспериментальная художественная лаборатория , как заметил Панов, и тогда биеннале – только для художников. Или это шоу , и тогда оно по определению – для зрителей, с которыми нельзя не считаться и точку зрения которых нельзя не уважать. Или это эзотерический цеховой проект для узкого круга лиц, ограждающий себя от внимания посторонних, или это проект, который активно борется за место под солнцем, борется за признание в современном эстетически плюральном мире, стремится получить соответствующее финансирование и максимально привлечь к себе внимание, используя для этого, как и полагается, все средства: Интернет, телевиденье, газеты и т.д. А мы видим, что кураторы совершенно определенно борются за такое признание и поэтому позиционируют себя как шоу и как самое крупное и аутентичное событие современного искусства в Самарском регионе , и тогда вдвойне непонятна их позиция по отношению к зрителю. Вместо самокоррекции, признания своих ошибок и допущения содержательной критики со стороны потребителей искусства, они встают на котурны, надевают лавры героев-первооткрывателей и мечут стрелы в тех, кто позволяет себе думать иначе.

Несколько слов о самих объектах. Тема прошедшей биеннале была Америка: между Европой и Азией . Америка – это место для побега (эмиграции) и территория открытия нового света . Как и искусство: ведь оно тоже время от времени бежит от жизни, чтобы потом стремительно возвращаться обратно, и оно всегда занято открытием мира, новых форм опыта, перспектив и т.п. Отрадно, что на биеннале открытия произошли. Это прежде всего прекрасная работа Валентайна Суке, Эмели Пичеда и Нины Суке (Франция) Дальний Восток и East Side Story . Реализуя идею истерна как своеобразного ответа американскому вестерну, они создали целый художественный космос из предметов, найденных в селе, выставленных в качестве экспозиции, а также ставших персонажами фотосессии (наряду с людьми и животными) – большие красочные постеры были развешаны в одном из залов репинского музея и на металлической стене одного из сельских домов. Французские художники открыли ширяевский мир абсолютно по-новому.

Отмечу также работу московского художника Хайма Сокола Адресат выбыл : это прикрепленные к горной стене на возвышении, рядом со входом в пещеры штолен, несколько почтовых ящиков. Даже без авторского объяснения, отсылающего к фразе Сведригайлова о том, что уехать в Америку – все равно, что на тот свет, и ты для всех как бы умираешь, это неожиданное решение вызывало чуть ли не мистический трепет, порождало самые разные ассоциации, связанные с жизнью и смертью, загадочным сообщением между ними.

Остроумной инсталляций, сумевшей извлечь при минимуме средств максимум смысла, была работа казахстанского художника Ербола Мельдибекова Пик коммунизма . Выставленный на постаменте во дворике музея обычный советский таз, выставленный вверх изуродованным днищем, которое своими вмятинами, выбоинами и холмами напоминало траекторию одной из окружающих местность ширяевских горных вершин – это совмещение траекторий можно было воочию увидеть, направив свой взор поверх инсталляции в направлении горы. Тут не только шуточное совмещение рельефов, но рифмовка социального (бытового, исторического) и природного, искусственного и естественного (ландшафта), серьезного и смешного.

Были инсталляции и перформансы, отчетливо говорящие о политических или социально-политических явлениях (смертная казнь, жизнь гастробайтеров и мигрантов, отношение белых к индейцам) и поднимающие таким образом серьезные вопросы – Форточка , Ербол Мельдибеков (Казахстан), Лестница в небо Георг Зайс (Германия), 21147 , Унтервергер Манфред (Германия), Леон Шенандоа умер, Америка до сих пор жива (Ханс-Михаэль Руппрехтер) и др. Было и много другое, в том числе и очевидные, на мой взгляд, промахи: не до конца продуманные акции или инсталляции (например, Эпоха географических открытий , Диана Мачулина, Москва и Быть художником, быть индейцем , Андрей Кузькин, Москва). Хотя разговор на круглом столе о недодуманности, смысловой путанице этих произведений вызвал у кураторов и авторов явное раздражение, в силу их изначальной концептуальной непогрешимости, оставлю свое мнение за собой и при случае могу его обосновать. Мочулина представила объект не более, чем в стиле очумелых ручек , смастерив кораблик, у которого корпус сделан из деревяшки, найденной в деревне и символизирующей Россию, а паруса из банки кока-коллы, символизирующей Америку. И при этом автор настаивала на лирическом (и биографическом), а не политическом характере своей работы. Кузькин не справился с масштабностью своего замысла: да, был индеец (поскольку далеко в поле, с прекрасными видами на горы был построен вигвам), да, был художник (поскольку в вигваме были вывешены его рисунки), но этот художник-индеец оказался вдруг принципиальным отшельником-аутистом, не вступающим в вербальную коммуникацию с теми, кто пришел к нему в дом, теми, кого он все же ждал в гости, поскольку все для этого приготовил. Здесь оказались намешаны идеи отшельничества, альтернативности, запрета на вербальное общение, искусства и т.д. При всей тонкости замысла, подобные акции оказываются всерьез действенными только при выполнении одного условия – чистоты концептуального жеста.

Восьмичасовое шествие толпы зрителей и участников биеннале по селу Ширево было слегка безумным. Некоторые хепенинги и музыкальное сопровождение случайно оказавшейся в этой местности ижевской группы придавали ему карнавальный, праздничный оттенок. Общая позитивная атмосфера биеннале – завоевание кураторов и эффект великолепного горно-речного ландшафта. Заботит одно: как бы на этом празднике жизни в конечном итоге зрители не оказались лишними. В особенности те, которые приезжают на биеннале не ради проведения необычного загородного досуга, а ради, как ни странно, встречи с искусством, ради открытия в себе и в мире чего-то нового. Художественный нарциссизм и авторские амбиции кураторов могут по существу девальвировать само событие. Без выстраивания диалога с оппонентами, без уважения к зрителям, без ответственной рефлексии и самокритики у прекрасного начинания, которое воленс-ноленс приобретает новый размах, не будет больших перспектив.