Арт-проекты - Арт-Новости

Некогда московский концептуализм был очень могущественным течением. Каждый человек доброй воли должен был сделать свой выбор. Или вскочить в уходящий поезд, невзирая на предупреждение Ильи Кабакова о том, что «в будущее возьмут не всех». Или — посбрасывать всех этих концептуалистов с кораблей современности.

Из серии акций «Касание сакрального». Церковь S.Maria della Vittoria, 18.10.07

Но скорый поезд прибыл по месту назначения. Пассажиры литерных вагонов разошлись по своим делам. Некоторые занялись ритмичными повторениями прошлых достижений. Удалились в горние вершины. Радует только то, что не у всех хватило на то силы воли. Многие, к счастью, остались все же с нами.

Вадим Захаров, выставка которого открылась в GMG, известен как упорный архивист московского концептуализма, проект которого включает в себя бесконечное архивирование и тщательную самофиксацию. Кроме того, большая персоналка в Третьяковке для пятидесятилетнего художника могла бы привести к преждевременному впадению в нирвану и творческой смерти. Но ничего такого, к счастью, не произошло. Правда, официально сообщено, что нас покинул один персонаж — глупый и наивный Пастор Зонд, в образе которого Вадим Захаров совершил множество замечательных поступков. Воевал с ветряными мельницами и по-настоящему боролся с неподъемными сумоистами. Особенно тогда привлекало то обстоятельство, что совсем недалекого служителя художественного культа мог бы по-настоящему зашибить действующий ветряк. Или совсем не склонного к физической культуре художника нечаянно раздавил бы могучий японский спортсмен.

«NO DISTANCE. 1 работа – 100 интерпретаций» Кадр из видеодокументация акции. Концепция: Вадим Захаров Реализация: Вадим Захаров и Михаэль Гримальди. 2007

Пастор не то чтобы умер. Он просто покинул эту реальность. Непосредственно в соборе Св. Петра в Риме. Просто оставил свое пасторское облачение на твердых лавках для прихожан — и исчез без следа. Стал Махатмой (можно не обращать внимания на некоторый религиозный фьюжн и не спрашивать, к примеру, зачем протестантскому пастору потребовалось эту операцию производить в главном католическом соборе). Но Вадим Захаров решил, что Пастор свое дело сделал — и может спокойно удалиться в аркадские кущи — или где там еще пребывают ушедшие на покой «персонажи»? А собор Св. Петра просто поблизости оказался: Вадим Захаров провел несколько месяцев в качестве стипендиата премии Иосифа Бродского в Американской академии в Риме.

Иван Чуйков. Аппарат для наблюдения пустоты и бесконечности. 2001

Перед тем как покинуть нас, Пастор совершил несколько действий. Опасных не только и не столько своими последствиями, сколько тем, что художник Вадим Захаров в вечном городе переживал острую интоксикацию Культурой и Искусством. Казалось бы, всякий нормальный концептуалист еще в ранней молодости должен получить серьезную прививку от такого опасного отравления, но Захаров всегда имел наклонность к опасным экспериментам над самим собой. Название выставки — No distance — следует понимать в том смысле, что художник сознательно решил разрушить защитную пленку между собой и Высоким искусством. Но действия, которые совершал Захаров для исполнения своей задачи, несли в себе заведомую опасность. Например, он тайком снимал слепки с частей скульптуры в переполненных людьми и хорошо охраняемых помещениях.

Или изводил свое тело, буквально склеившись правыми руками с американским художником Михаэлем Гримальди, который очень достоверно изображал углем на бумаге академизированные сценки из жизни Пастора Зонда. Акция привела к полному изнеможению участников и очень небанальному результату: была доказана возможность осуществления искусства.

Добрый старый Пастор ушел в Небытие. Но на его месте появился новый персонаж — бомж, в образе которого Захаров провел ночь на лавке, прикрытый роскошно развевающимся куском целлофана. Что из этого получится, пока что не очень понятно. Но пока ясно, что никаких ясно выраженных социальных целей этот персонаж исполнять не будет.

Иван Чуйков. Фрагмент русской газеты. Холст, акрил. 2008

Для Захарова бомж — это чистая метафора: человек без свойств, полностью исключенный из потока жизни, идеальный образ для метафизика, наблюдающего потоки жизни.

Но окончательно убежать от искусства так и не удалось. На первом этаже галереи располагается инсталляция, названная «Святой Себастьян». Тяжеловесно выделанные предметы мебели, воспроизведенные в обратной перспективе русских икон, пронзают красные треугольники в духе Эль Лисицкого. Вот тут банальность прекрасного и догнала Вадима Захарова. Не очень спасает положение и рассыпанная на идеально гладком полу простецкая овсянка. Слишком как-то все роскошно и прямолинейно получилось. Возникают даже страшные подозрения:

это безбожный красный авангард разрушил нашу великую духовность.

Заслуги Ивана Чуйкова, принадлежащего к более старшему поколению московских концептуалистов, столь велики, что он мог бы давно уже почивать на лаврах. Но этот истинный олимпиец нашел путь, в котором и не следует стремиться к новому. Достаточно концентрировать свое внимание на бесконечной проблеме «соотношения между иллюзией и реальностью». Именно так определил Борис Гройс в давней статье «Московский романтический концептуализм» стратегию Ивана Чуйкова.

На его выставке «Пусто» в галерее «Риджина» и в самом деле господствует великая пустота. В малом зале галереи расположена вещь классическая — «Прибор для наблюдения пустоты и бесконечности». Высокая конструкция с уходящими вдаль зеркальными перспективами. Вещь довольно старая, создана в 2000-м. Но, по словам самого художника, сильно переработанная. Довольно трудно понять, что же с тех пор изменилось. Пустота стала более глубокой. А бесконечность отражающихся друг в друге зеркал заворачивает куда-то за угол. Но по-прежнему себя в этой бесконечной перспективе мы увидеть не можем. Наверное, потому, что зрители — вампиры, которые высасывают кровь из произведений искусства.

И надо быть готовым к тому, что в открытой для всеобщего обозрения Пустоте никакие былые умения и навыки нам не помогут. Об этом и свидетельствует представленная в соседнем зале серия.

На огромных белых холстах разогнаны фрагменты газет — русской, немецкой, английской, французской. Отработанный у всякого советского человека навык читать между строк уже никак не помогает. Ужас в том, что там никакой информации уже нет. Остается только наблюдать пустоту. Или, если нет наклонности к медитациям, перечитывать Маршалла Маклюэна или Никласа Лумана.