Арт-проекты - Арт-Критика

Британский скульптор Энтони Гормли открыл выставку в Гараже , а ЕКАТЕРИНА ДЁГОТЬ выпила с ним кофе и отчего-то задумалась о судьбах СССР

Энтони Гормли показал на лекции свои ранние работы, среди которых наиболее сильные – композиции из множества натуралистических человеческих фигур, расставленных на очень больших расстояниях друг от друга где-то в пустыне, на крышах домов в пустыне городской или на пляже. Эти пляжные бронзовые люди особенно впечатляют в час бурного прилива, когда вокруг никого и из воды едва торчат лишь головы, – в первый момент их мертвая неподвижность очень пугает (как только горсовет это разрешил?).

В связи с этим напрашивался вопрос, отчего же Энтони Гормли, который так хорошо смотрится в огромном пространстве, не использовал уникальное в Москве огромное пустое пространство Бахметьевского гаража, память о котором меня, например, до сих пор преследует, хотя сейчас оно почти не видно. Его выставка Поле притяжения выставлена в довольно маленьком, закрытом белом кубе (а была, судя по фото в каталоге, показана в совершенно иных, более индустриальных условиях).

На мой вопрос Энтони Гормли ответил, что у Центра современной культуры Гараж есть свои планы относительно конструкций, оставшихся от выставки Пино, они хотят их использовать для Московской биеннале современного искусства, которая откроется в сентябре, поэтому весь гараж ему не дали, но он совершенно доволен, ему кажется, что так лучше, что белый фон – это очень хорошо, что тут нужна была некоторая интимность и т.д.

В связи с этим я несколько усомнилась в постулате Гормли о том, что его задача – создать нечто неуместное в том или ином контексте, чтобы зритель задумался о том, зачем здесь эта скульптура и зачем здесь он сам. Мне показалось, что он, напротив, в любом месте создает нечто предельно уместное, предельно даже декоративное, предельно friendly. Он и сам очень, очень friendly. Чрезвычайно приятный человек, ласковый, по-скульпторски склонный к объятиям и тактильный, совсем не похож на типичного чопорного англичанина, каким он нам (да и самим англичанам) представляется. Может быть, в этом секрет его, Гормли, колоссального успеха. Он действительно необычайно популярен у себя на родине и во всем мире, причем популярен в широких, что называется, кругах.

Пока я его слушала, я думала о том, почему вот английский скульптор-фигуративист имеет успех, а советские – нет. Ведь Гормли по сути – достаточно традиционный и весьма мастеровитый скульптор. Он умеет прекрасно ваять и лепить человеческую фигуру, правда, не в реалистическом, а в слегка модернистском ключе, но ведь и советские прогрессивные скульпторы, каких и у нас в стране, по крайней мере в 1970-е годы в левом МОСХе , было много, работали именно так. Так почему же тогда? (Прошу прощения у читателя, который из этого текста хотел узнать что-то про Энтони Гормли. Мои мысли витали далеко.)

На этот вопрос есть два грустных ответа. Во-первых, работы Гормли, возьмем хоть серию Поле притяжения , которая сейчас в Гараже , были бы куда менее впечатляющи, будь они выставлены в рамках групповой выставки в Доме художника на Кузнецком Мосту (а ведь их, по одной-то, вполне можно там себе представить!). И уж тем более натуралистические человеческие фигуры, которые он расставляет на краях городских крыш (будем надеяться, что проект Горизонт событий будет показан в Москве в сентябре), смотрелись бы куда хуже в закрытых залах Третьяковки на Крымском Валу, на крашенном белой водоэмульсионкой подиуме. Гормли работает с уличным свободным пространством, он остается там наедине со зрителем-прохожим и говорит с ним. Он там получает свою порцию видимости, он не находится в загоне групповой (не кураторской) сборной выставки удручающе станковых работ.

Ему дали пространство, а у советских скульпторов 1970-х его в свое время отобрали. Их станковая скульптура с радиусом действия в тридцать сантиметров – это скульптура с ампутированным полем притяжения . Но это не их вина, а вина общественной ситуации. В послевоенном СССР она поместила художников в гетто под названием Всесоюзная художественная выставка . На эти выставки (вопреки современным представлениям) не ходил абсолютно ни один человек: советское искусство было куда менее популярно, нежели современное, якобы непонятное народу. Гарантированные заказы не дали советским художникам понять, что это ловушка. Многие даже были довольны.

Второй ответ заключается в том, что Гормли очень правильно все говорит о своем искусстве. Видно, что он получил непоколебимое, как скала, художественное образование и был отличником. Там, где советский скульптор, даже модернист типа Митлянского или Гадаева, говорил бы, что он решает проблему объема и сочно лепит форму , Гормли говорит, что он подвергает сомнению , лишает зрителя уверенности и ставит вопрос . Он также знает, что красота и пластика суть слова неприличные (слова, а не сама красота: ее у него полно), что погружать зрителя в мечту или дарить удовольствие ни в коем случае нельзя, и т.п.

Гадаев (фигура в данном случае собирательная) тоже вопрошал и лишал уверенности , только он не знал, что он это делает, что про это надо говорить и что так лучше. Меня не учили, что это нужно , как сказал мне с горечью один советский скульптор.

У позднесоветского искусства было ампутировано не только общественное пространство, но и общественное содержание – да и вообще содержание как таковое. Художникам (особенно, между прочим, скульпторам, что интересно, – до книжных графиков не добрались) как будто сделали лоботомию левого полушария, оставив их с чисто чувственным, мычащим и слюнявым, переживанием мира, неспособным выразить себя в словах. Некоторые пытались с этим бороться, поэтому их искусство бывает порой трагично. Это все ужасно грустно.

Красивая выставка получилась у Гормли в Гараже . Опять же, заставляет думать.