Выставки - Манифеста

Экспозиционная цельность просматривается и в выставочных павильонах Манифесты 4. Сколь бы ни были разнообразны представленные здесь работы, но большей части из них присуще стремление к тому, что может быть названо fake'ом, т. е. фальшивым, поддельным, симуляционным. Так, в залах Манифесты можно увидеть стул, который оказывается пылесосом ( Блесс ), можно войти в дверь, которая ведет не в очередной экспозиционный зал, а в лабиринт (Моника Сосновская), можно оказаться вдруг в жилой комнате, где все предметы укорочены и вросли в пол (Массимо Бартолини), а если на крышах здесь стоят люди, то это – манекены (Антон Литвин), и если здесь показаны материалы политических манифестаций, то на самом деле – они инсценированы (Общество Радек ) и т. п.

Очевидно, что эта апология fake'а родилась из той же симптоматики, что и апология индивидуального этического усилия, на которой настаивает Окви Энвейзор. Идеологическая пустота, неисчерпаемая многосложность мира рождают как индивидуальное сверхусилие, так и сумуляционный жест. Поэтому если работы Документы многосложны до неисчерпаемости, то работы Манифесты естественно сводятся к быстро считываемому эффекту – приколу . Если, представляя произведения, Энвейзор апеллирует к паузе, к замедлению внутреннего ритма зрителя, то кураторы Манифесты рассчитывают на подвижное скольжение. Поэтому если в каталоге Документы каждый художник представлен самостоятельным текстом и двумя или даже тремя цветными разворотами, то в каталоге Манифесты материалы художников имеют оригинальную верстку и текстовой набор, т. е. представлены как авторский проект. Поэтому респектабельно буржуазный каталог Документы настраивает на внимательное чтение и просмотр, а каталог Манифесты, где переизбыток графической информации, заслоняет информацию текстовую, воспринимается как объект, как кунштюк. Если Документа сводится к апологии отдельной работы, то в журчащем ручейке манифестовской экспозиции индивидуальные произведения теряют индивидуальный смысл.

Наверное поэтому Антон Литвин, в течение многих лет настаивающий на escap'е, стал во Франкфурте медиальной звездой. Наверное, поэтому художники Общества Радек , воспитанники левого радикала Осмоловского, сделали для Манифесты новую версию своей работы Демонстрация . На этот раз они вышли на улицы Москвы с лозунгами на английском языке: так ситуационистский и анархистский по духу замысел в новой версии уподобился банальному угодничеству и конформизму, т. е. fake'у. Наконец, работа Людмилы Горловой, созданная как констатирующая социальный факт документация, в контексте Манифесты утратила исходный смысл: стихийная абсурдность русской жизни оказалась неотличимой от инсценировки, т. е. опять-таки от fake'а.

Если у Энвейзора нулевой уровень экспозиции компенсируется идеей коллективного интеллектуального форума, то у кураторского трио Манифесты он находит контрапункт в персональном нарциссизме. Если в каталоге Документы каждый из кураторов написал авторский текст, предъявляющий их интеллектуальное кредо, то кураторы Манифесты тексты писать не стали – ни вместе, ни по отдельности. Каждая из них пригласила себе собеседника-интервьюера: оказывается, им нечего сказать граду и миру , они могут лишь поболтать со старыми приятелями. Если составной частью проекта Манифесты 2 в Люксембурге была большая экспозиция издаваемых в Европе некоммерческих художественных изданий – каталогов, книг и периодики (одним из экспонатов выставки была, кстати, подшивка ХЖ ), то на Манифесте 4, как уже говорилось, кураторы предъявили материалы своего собственного curatorial research. Наконец, если каталог Документы открывается репортажной съемкой драматических коллизий современного мира, то каталог Манифесты предъявляет репортажную съемку кураторских поездок. Там нет, разумеется, никакой драмы, а только лишь fun. Если Энвейзор выводит выставку из широкой междисциплинарной дискуссии четырех Платформ , то Манифеста сопровождается серией лекций, на которые молодые кураторы пригласили своих сверстников и коллег. Говоря иначе, если Документа XI открыта широкой мировоззренческой и миростроительной перспективе, то Манифеста 4 сфокусирована лишь на профессиональном и экзистенциальном опыте ее кураторов и их взаимоотношениях с коллегами по цеху. Поэтому, в конечном счете, закрадывается подозрение, что нулевой уровень экспозиции Манифесты 4 – это не результат осознанной концепции, а результат того, что кураторов выставка просто мало интересовала.

Можно добавить, что, обретя в апологии fake'а тематический лейтмотив Манифесты, молодые кураторы одновременно предопределили и тип своего позиционирования по отношению к проекту Документы XI. Ситуация выглядит так, что если в Касселе идет серьезный разговор на взрослые темы, то Манифеста – это просто детский праздник, где разноплеменным подросткам позволено попаясничать.