Арт-проекты - Арт-Новости

20 февраля закончился Берлинский кинофестиваль. Его конкурсная программа была отмечена двумя сильными фильмами, и призы (в том числе и за неимением конкуренции) достались обоим. Победителем стала иранская картина Надер и Симин разводятся / Jodaeiye Nader az Simin – Золотой медведь плюс награды актерскому коллективу фильма за лучшую мужскую и женскую роли, – а гран-при ушел Туринской лошади / The Turin Horse Белы Тарра. Но именно эта работа остается в памяти как главное событие фестиваля.

Венгерский режиссер Бела Тарр немногословен как в фильмах, так и в жизни. На премьере Туринской лошади он скупо представил залу актеров фильма и предложил разойтись по домам. Конечность – спутница Тарра: Туринская лошадь , объявленная режиссером как его последняя работа в кино, начинается с черного экрана и заканчивается им же. Отправная точка – помешательство Ницше, заслонившего лошадь от ударов кнута кучера; сам фильм за 146 минут выдувает ветром из себя жизнь.

Шесть дней, три персонажа (мужчина, его дочь, их слабеющая лошадь, отказывающаяся есть и пить). Повторяющиеся действия, из которых состоят дни: девушка идет за водой, одевает отца, сидит у окна, варит картошку, – сняты при минимуме монтажных склеек, длинными планами, которыми знаменит Тарр (его экранизация Макбета 1982 г. сделана в две склейки: 5 и 67 минут). То, что сжимается в кино до намеков и монтажных сокращений, Тарр показывает в реальном времени, ни разу не сократив церемониал одевания девушкой отца или забор воды из колодца.

Камера скупа в движениях, и когда актеры выходят из кадра, она не следует за ними: не они главный объект съемки, а густая пустота. Вместо подглядывающего ока камера становится условным деревом : чем-то живым, но недвижимым, нерукотворным и долгоживущим, видящим время. Как заколдованная она сливается с тарелкой, с колодцем или поедаемой на обед картофелиной. Такая неотличимость камеры от окружающего проявлена через поведение животных: лошадь (коровы, кот, – в длящемся 7.5 часов фильме Тарра Сатанинское танго / Satantango ) не работают на камеру , – их отношения к ней строятся лишь как к объекту в пространстве. Мухи (в том же Сатантанго ) не пугаются ее (и периодически садятся на линзу объектива), не вычленяя из окружающего, – как не боятся они и людей, то и дело замирающих, как вещи.

Снимаемый Тарром мир – не условность и не реальность ; каждая вещь здесь совпадает с идеей вещи: если это деревянная тарелка – то самая обычная деревянная тарелка из числа всех прочих. Основной прием кино – интенсификацию действия, сжатие истории длиной зачастую в годы в рамках полутора-/двухчасового фильма – Тарр заменяет сгущением пространства. Время и пространство становятся плотной субстанцией, в которой каждое движение, каждое (редкое – пара десятков фраз на весь фильм) слово даются с трудом, преодолевая сопротивление – как если бы воздух был водой, или как при непрекращающемся ветре, в борьбе с которым девушка каждое утро выходит за водой. Это плотное пространство-время травмирует, но не активно нанесенными ранами, а отъятием (недействующая рука мужчины, исчезающая в колодце вода, угасающий свет, отказывающаяся от еды и питья лошадь...). Все герои тронуты им, в них есть некая пустотная выемка, которая дальше только разрастается до масштабов конца света (в прямом смысле), до остановки жизни. Таковы не только герои Лошади или Сатантанго , но и (как любой человек) сами актеры (исполнительница женской роли закрыта в себе и избегает общения с незнакомыми; исполнитель мужской – имеет дефект зрения, который, однако, великолепно преодолевает при игре).

Звук ветра – главный саундтрек фильма (как тиканье часов и звук дождя в Сатантанго ); ему составляет пару мелодия с гипнотически повторяющимся, как и действия героев, нотным переходом. Она вплетается в изображение настолько, что сложно дать себе отчет, когда она играет, а когда нет; равно как сложно и остановить ее после окончания фильма – она еще долго звучит в голове фоновым сопровождением в уже цветной, внеэкранной жизни.

Герои пытаются упаковать вещи и уехать, но уехать некуда: вся вселенная равна деревянному дому и склону с одним деревом и колодцем: это анти-Inception с его декларированной множественностью миров. В Сатантанго (процитируем его, поскольку Лошадь предельно немногословна) – есть фраза Nothing to do. Only watch how this fucking life goes on – и позже, Он сидел у окна и не знал, рассвет это или вечер. Он сидел так, не зная времени суток, и ничто не менялось снаружи: ни утро, ни вечер не наступали . Круг замкнулся черным экраном.