Биеналле - Венецианская биеннале

На проходящей Венецианской биеннале, как главном мировом смотре современного искусства, принято искать свежие тенденции и новую моду. На нынешней 52-й биеннале ничего принципиально нового и демонстративно прогрессивного найти не удалось. В этом году в Венеции героем стало не актуальное искусство, а очень разные художники.

О каких новых тенденциях можно говорить, если, например, в национальном павильоне США выставлены работы Феликса Гонзалеса-Тореса, который умер от СПИДа, не дожив до сорокалетия, больше десяти лет назад. Может быть, для профессиональных завсегдатаев разных ярмарок, выставок и биеннале это разочарование (ничего нового), для остальных – открытие. Такие были, и в дни, когда на биеннале толпились только аккредитованные профессионалы, в американском павильоне всегда было много народу.

Его куратор Нэнси Спектор из Музея Гуггенхайма не только показала работы Гонзалеса-Тореса, но и способствовала воплощению лишь задуманных. Так появились у входа две прекрасные белые мраморные чаши, заставившие несведущих предположить, что Гонзалес-Торес – никакой не минималист, а академического склада неоклассик и эстет. Падающая с потолка и сложенная на полу в звезду цепь электрических лампочек, символизирующая Америку, и рассыпанные на полу похожие на пули лакричные карамельки, которые каждый мог взять, как и плакаты (белый лист в траурной раме и фотография океана), сложенные в высокие пачки, подкорректировали первое впечатление. Но все равно казалась, что Феликс Гонзалес-Торес – больше, чем просто минималист, а возможность вступить в контакт с его работами (просто взять с пола карамельку) давала острое ощущение общения с тем, кого нет.

Гонзалес-Торес был приглашен на Венецианскую биеннале десять лет назад, но потом кто-то передумал – и американский павильон отдали Биллу Виоле. В этом году в рамках биеннале Фонд Гуггенхайма показал новую видеоинсталляцию Виолы Океан без берегов . И она потрясает.

В старинной церкви Сан-Галло на трех алтарях проецируются смутные серые изображения человеческих фигур. Поочередно каждая из них приближается к зрителям и, прорывая невидимую преграду, омывается потоком воды, обретает цвет и человеческий облик. Появившиеся из заалтарного небытия люди – разного пола, возраста и расы – всматриваются в мир, удивленно узнают его, радуются, хмурятся или печалятся, а потом оборачиваются и, вновь пересекая невидимую водную границу, медленно уходят, превращаясь в призраков.

Оторваться от этого длинного, как полнометражный фильм, зрелища трудно. Герои его внешне обыкновенны, в каждом узнается свой, иногда скверный характер, но с ними случается нечто настолько таинственное и значительное, что личностные особенности тут не важны. И у каждого в момент ухода водные струи, омывающие спину, на мгновение образуют крылья. Это короткое возвращение умерших наблюдать нелегко, всякий приход словно заставляет зрителя самого делать усилие и прерывать преграду.

После шедевра Виолы особенно забавно вспоминать, как перед биеннале кураторов российского павильона упрекали за то, что в нашей экспозиции много экранов и видео, а это непристойно немодно. Странное все же существует мнение, что есть правильное актуальное искусство, бегущее впереди прогресса, не оглядываясь на зрителя.

В японском павильоне художник Масабо Окабе показал инсталляцию Есть ли будущее для нашего прошлого. Темное лицо света . В течение девяти лет он накладывал листы на бордюрные камни платформы в городе Уджина близ Хиросимы, на которых сохранились следы от атомного взрыва, и делал копии их рельефа в технике фроттажа (т. е. закрашивал поверхность бумаги, лежащей на камне). Таких листов он сделал 4000. Частью из них увешаны все стены японского павильона. Выглядит он красиво, по-дизайнерски даже изысканно, но странно. Да и сама миссия, добровольно возложенная на себя Окабе, кажется довольно странной, больше похожей на ритуал, чем на художественное высказывание. Но работа памяти, которую художник таким смиренным образом осуществляет, вызывает глубокое уважение.

Венецианскую биеннале часто называют чемпионатом мира по современному искусству. К нынешней это определение не подходит. Во-первых, там показывают много произведений, относящихся не только к современному искусству (contemporary art), но к модернизму. В частности, очень много живописи. Во-вторых, кажется, что здесь никто не соревнуется, ставка сделана не на течения и направления, а на индивидуальности. Не на искусство, а на художников.

Впрочем, возвращение искусства к вечным темам и смыслам тоже можно при желании назвать тенденцией. Но лучше посчитать, что, обращаясь к прошлому, современное искусство пытается выйти из затянувшегося кризиса. Кстати, во многие названия выставок биеннале входит слово рай .